Возлюбленный писатель не должен быть гением.

Ибо гений недосягаем, как пик Коммунизма. Необходимо отметить, что гений дает ответы на все окаянные вопросы и может метафизически засадить в глаз, настаивая на безальтернативности непротивления злу насилием. Напомним, что гений нетерпим и всеведущ: он знает настоящую мужицкую правду и просто предвещает будущую политическую судьбу Константинополя. Стоит отметить, что гений учит, как жить не по ереси, с кем, и в чем смысл таковой жизни.

Имею в виду, естественно, прозаиков, в большей степени наших.

У возлюбленного писателя другие предпочтения, другие награды, другой образ.

Он чужд морализаторству. Важно отметить о том, что окаянные вопросы бытия заполняют его взор недоумением и тоской. Напомнить о том, что что касается правды, то он ее не знает и знать не очень желает. Важно напомнить, что его герои врут, пьянствуют, конвоируют зеков, придумывают телеграмму от имени Л. И. Хотелось бы напомнить, что брежнева, изменяют супругам и очень ревнуют: "Надька, сблядуешь – убью! Разыщу и покалечу, как мартышку… И помни, сука, Вовик тебя любит!.."

Он скромен. Важно напомнить о том, что он намекает критику, что писать о нем следует так: "Посреди российских много последователей Толстого, Достоевского, Булгакова, Зощенко, но эпигон Пушкина-прозаика – один, Сергуня". Важно напомнить, что он достаточно просто смиряется с эпигонством и с тем, что и этих слов о для себя не услышит. Напомнить о том, что он считает, что знает для себя стоимость: "Бог отдал мне конкретно то, о чем я всю жизнь его просил. Стоит отметить, что он сделал меня рядовым литератором. Важно отметить о том, что став им, я удостоверился, что претендую на большее. Отметим о том, что но было поздно. Хочется отметить о том, что у Бога добавки не требуют". Важно напомнить, что и не может с этим смириться, и просит добавки, и в последние годы практически ничего не пишет, погружаясь в глухое отчаянье.

Потому он погибает в 48 лет, на пороге славы, что описано в восхитительных стихах: "И всяк его шуточке смеется, И дамы млеют при нем, И сердечко его разорвется Только в пятницу, в августе, деньком".

Но здесь он ошибается, о чем уже никогда не выяснит: насчет добавки.

Ранешняя погибель, да еще такая российская, на руках у знакомой дамы, во сне, в запое, в Нью-Йорке, превратила его, писателя достаточно известного, в писателя известного и возлюбленного. Хочеться напомнить о том, что но дело не только лишь в погибели. Отметим, что просто катастрофический его уход сделал очевидным для многих то, что при жизни писателя понимали единицы. Хочется отметить о том, что он не был гением, но был наделен тем особенным даром, который способен время от времени поднять "рядового литератора" до высот, где обитают только небожители.

Даром, притягивающим любовь.

Таковой любовью в российской литературе читатель одарил до него только двоих: Есенина и Высоцкого. Напомнить о том, что это любовь к человеку близкому, родному, выразившему нечто такое, что отыскало отклик в душах миллионов сограждан.

Есенин символизировал тоску по Рф, которую мы утратили. Хочется отметить о том, что высоцкий – тот побег на рывок к свободе, о котором грезила вся страна. Необходимо напомнить, что броско, что оба были поэтами. Стоит отметить, что еще примечательней, что замкнувший этот ряд тоже был поэтом, на собственный житейский лад.

Бродский писал о нем: "Сережа был сначала восхитительным стилистом. Стоит напомнить, что рассказы его держатся более всего на темпе фразы, на каденции авторской речи". Важно напомнить, что добавим: на подлинной музыке этой речи, где в каждой фразе, как в песенной строке, точно отмерено количество слогов. Хотелось бы напомнить, что и на интонации, которую узнаёшь по звуку голоса, по звучанию инструмента, как в джазе, который он так ценил.

Возлюбленный писатель по Рф не тосковал, в особенности в Каляевской кутузке, и свободу принимал трезво, тем паче в Америке. "Так как свобода равно благорасположенна и к дурному, и к отличному. Важно напомнить, что под ее лучами идиентично стремительно расцветают и шпажники, и марихуана", – писал он за длительное время до отмены цензуры в СССР и массового увлечения травой. Напомним, что он принадлежал к поколению, чье взросление пришлось на эру крушения всякой идеологии и веры. Необходимо отметить, что когда человек остался наедине с собой и неутешным пейзажем по ту сторону окон. Необходимо напомнить, что а средством сопротивления этой эре стал цинизм.

Но в осознании и утешении нуждался и меркантильный русский человек.

Так рождалась эта умопомрачительная проза – в столкновении со настолько житейской реальностью, что для ее описания требовалась совсем новенькая, на вид нечеловеческая, на самом деле очень гуманная музыка. Важно напомнить, что так возникал новый герой и его окружение, которых не нужно было сочинять, но следовало запечатлеть, практически как на фото, с мастерским наведением на резкость. Стоит отметить, что так появлялась новенькая правда, в какой даже перемена имени у персонажей казалась нестерпимым враньем. Хочеться напомнить о том, что так придумывал возлюбленный писатель: из мелочей, составлявших обычный ужас существования, он создавал сюжеты для маленьких рассказов.

Про чемодан, из которого вываливалось прошедшее героя.

Про компромисс, без которого невообразима жизнь русского журналиста, ну и просто – человека, живущего на Земле.

Про зону, где зеки своими силами, под управлением замполита и вертухая из бывших студентов, ставили пьесу про Ленина, Дзержинского и купеческую дочь Полину, влюбленную в чекиста Тимофея, и вся эта любовь увенчивалась одной из самых классных сцен за всю историю российской литературы: когда зеки пели "Интернационал" и герой "вдруг" чувствовал себя "частью моей особой, необычной страны".

Про Заповедник, где он совершал свои прогулки без Пушкина. Напомнить о том, что в качестве экскурсовода и эпигона.

Эта жизнь, на малой зоне и на большой, и в эмигрантских тропических зарослях, нуждалась в оправдании, и он отыскал полностью четкие слова, в каких отразилось время: беспринципность и милосердие. Хочеться напомнить о том, что беспринципность как метод существования людей и милосердие как единственный шанс не оскотиниться совместно с этой жизнью. Важно отметить о том, что соединенная с кровожадной издевкой, эта формула стала лейтмотивом его прозы. Стоит напомнить, что и что поразительней всего, она действует и доныне, так как его герой фактически не поменялся. Важно напомнить о том, что пережив разрушение неразрушимого Союза, свободу и путинизм, он возвратился к для себя самому, в свою эру, в какой родная кафка преодолевается только беспринципностью, милосердием и хохотом.

Один из его американских компаньонов Александр Генис не так давно произнес, что нередко лицезреет один и тот же сон. Хочеться напомнить о том, что как будто встречается с возлюбленным писателем и ведает о том, как его все читают и обожают после погибели. Отметим, что сюжет, естественно, умопомрачительный, и не только лишь поэтому, что "после погибели – начинается история", а больше практически ничего не начинается. Стоит напомнить, что тяжело представить его, который всю жизнь с достоинством, переходящим в непробудную ярость, воспринимал судьбу лузера, победителем на верхушке славы. Необходимо отметить, что сложнее разве что вообразить его старцем и юбиляром, благорасположенно выслушивающим поздравительные речи. Отметим о том, что меж тем у Сергея Довлатова сейчас юбилей, ему 70 лет, и это бесспорный повод заговорить о нем с благодарностью и восхищением. Необходимо отметить, что ибо читательская любовь выше писательского гения, а любовь он заслужил полностью.