В последних сериях саги о Фурцевой она, очевидно, предстанет в ризах покровительницы искусств, Мецената на русский лад, в окружении муз и их жрецов, приносящих щедрую дань в социалистический улей. Важно напомнить, что мне это неинтересно. Напомним, что я жил в удушающей атмосфере партийной заботы о культуре, равно как и обо всем остальном. Хотелось бы напомнить, что благодеяния Фурцевой в отношении отдельных живописцев и артистов, которыми так умиляются ее биографы, ничего не меняют:

Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.

Главное про героиню этого бестселлера я уже увидел.

Если б Фурцевой кто-либо осмелился сказать, что вся ее жизнь - это непрерывная цепь предательств, она бы просто не сообразила, о чем речь идет. Стоит отметить, что она была – по последней мере таковой она показана в кинофильме - человеком искренним, цельным и конкретным. Необходимо отметить, что ей не надо таиться, скрывать свои мысли, двуличничать. Важно отметить о том, что передовица в нынешней "Правде" – сталинской, хрущевской, брежневской - для нее правда в последней инстанции. Отметим, что вождям она верует неоспоримо, а предательство и подлость осознает только применительно к тем, кого вождь на этот момент считает неприятелями. Хочется отметить о том, что отклонение от генеральной полосы – вот для нее предательство и подлость. Отметим о том, что генеральная линия виляла - ну так и спрашивайте с нее, с полосы. Хотелось бы напомнить, что она совершает подлости с настоящим энтузиазмом, пафос ее обличительных речей непритворен, колебаний она не ведает. Отметим, что наедине с собой она еще может всплакнуть а обнимку с портретом поверженного комсомольского вожака, но на трибуне она уже не помнит, что вчера боготворила его.

Это классное открытие создателей кинофильма. Стоит отметить, что поэтому она и добралась до большевистского Олимпа, никогда не оступившись, что была "по-своему добросовестной" - подобно одному из персонажей Достоевского, который "зная про себя, что он не украдет средств со стола, совсем считал себя человеком высшей честности".

Конформизм, которому при русской власти дали прозвище "активная актуальная позиция", достигнул в личности Фурцевой собственного безупречного воплощения.

Даже известный закрытый доклад Хрущева на XX съезде она читает как отличница, которой открылась высшая мудрость: "Мать, оказывается, Сталин во всем повинет!" Этот инфантильный имморализм чиновной дамы так очевиден мужикам, которых она кидает, что они даже не дуются, не пробуют ей что-либо разъяснить, только снисходительно соглашаются, как Богуславский: да, все верно, как по другому, так нам и нужно. Отметим, что набычившийся Жуков, пытающийся вести себя с ней по-мужски, смотрится тупо. Стоит отметить, что фурцева не противник: "Мне поручили, я должна".

Она не лишена чувств, переживает по поводу собственных брачных дел, будто бы даже обвиняет себя в маленьких недостатках – за недочет внимания к дочери, к примеру. Напомнить о том, что но в служебном кабинете эмоции как будто отключаются, тут нет места ни сомнениям, ни угрызениям.

К ней даже как-то не идет грубое мужское слово "палач". Важно напомнить, что какой она палач? Палач – этот тот, в пенсне, и другой, и 3-ий – они подписывали расстрельные списки, а Катя Фурцева была тогда маленькой сошкой, она только стучала и задористо одобряла грозный приговор, а когда получила власть вершить судьбы, времена наступили вегетарианские. Важно напомнить о том, что и за это именовать ее палачом?

Встреча с тем, другим, инфернальным миром – не лимузинов и серьезных речей, а мучения и боли – встреча с подругой юности Фирой Лифшиц, которая сейчас необратимо за гранью, не задевает никаких струн в ее душе, только начальственный рефлекс, вырвавшийся императивным криком "А ну-ка умолкни!". Стоит напомнить, что и ведает она об этой встрече супругу так, как будто встретила подругу где-нибудь в коридоре райкома, а не у жерла ада. Напомним, что когда супруг в упор спрашивает "а ты бы так смогла?" (поехать за возлюбленным на каторгу), он уже знает ответ.

Встретив Никиту Всеволожского, отмотавшего срок по ее доносу, она суетливо сует ему средства, но не поэтому, что желает откупиться, – никакой собственной, личной вины она за собой не знает, - а поэтому, что верует, что совершает бескорыстное доброе дело. Важно отметить о том, что и доносит на него опять. Напомним, что эти две сферы – личной доброты и партийной принципиальности – просто не соприкасаются в ее сознании, будто бы ими ведают различные полушария мозга.

У нашего общества память маленькая, как у девицы. Напомним, что на эту забывчивость доверчивой малолетки они все, члены огромных и малых ареопагов, и рассчитывают. Стоит отметить, что румяные старички с кровавым прошедшим посиживали в президиумах, пусть и не на основных местах, при Горбачеве, гласили правильные слова, жарко и убежденно поддерживали перестройку, и оставалось только диву даваться, как ловко они в очередной раз приспособили единственно верное учение к обеспечению собственного комфорта.

Об этих людях отлично гласит писатель Феликс Сорокин в "Колченогий судьбе" у Стругацких:

Бывало, по слухам, что бивали их по щекам, выливали им на голову тарелку с супом в ресторане, плевали на публике в глаза. Хочется отметить о том, что по слухам. Стоит напомнить, что сам я этого никогда не лицезрел… Они прогуливались посреди нас с руками по локоть в крови, с памятью, гноящейся немыслимыми подробностями, с придушенной либо даже насмерть задавленной совестью, – наследники выморочных квартир, выморочных рукописей, выморочных постов. Отметим, что и мы не знали, как с ними поступать… нам хотелось приколотить их к зазорному столбу, клеймить их на публике, но ведь казалось, что они уже пригвождены и заклеймены, они уже на свалке и никогда больше не подымут головы. Важно отметить о том, что в поучение потомству? Но ведь этот ужас больше никогда не повторится, и разве такие поучения необходимы потомству? И вообщем казалось, пройдет год-другой, и они совсем пропадут в бездне истории и сам собою отпадет вопрос, подавать им руку при встрече либо демонстративно отворачиваться…

Но прошел год и прошел другой, и как-то неуловимо все переменилось… в большинстве собственном они и не задумывались исчезать в каких-либо там безднах… В бездне истории пошли исчезать темные эпиграммы и кровавые легенды, а герои их, утратив при рассмотрении в упор какой бы то ни было хрестоматийный антиглянец, вновь неразличимо смешались с иными элементами среды, отличаясь от нас разве что возрастом, связями и точным осознанием того, что на данный момент вовремя, а что несвоевременно.

В сентябре 1965 года в Большенном театре учинили праздничное заседание по случаю юбилея Данте. Стоит напомнить, что совместно с Фурцевой в президиуме посиживала Анна Ахматова. Необходимо отметить, что в собственном выступлении она именовала запрещенные тогда имена Гумилева и Мандельштама. Важно отметить о том, что и прочитала свои стихи:

Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом одичавший крик судьбы…

Аплодисмент, молвят, был умеренный.