В Таганском суде Москвы проходит процесс о выставке "Запрещенное искусство-2006″ (пока слушания приостановлены на неопределенный срок). Хочется отметить о том, что уволенный из Третьяковки куратор Андрей Ерофеев и прошлый директор Сахаровского центра Юрий Самодуров инкриминируются по 282-й статье УК - "разжигание религиозной розни с внедрением служебного положения". Отметим о том, что оба находятся под подпиской о невыезде; Ерофеев не может навестить собственных новорожденных близнецов в Германии. Важно напомнить, что еще до начала слушаний по существу дела Юрий Самодуров решил выступить с последним словом, "чтоб показать абсурдность" этого разбирательства, инициированного православной организацией "Народный собор".

Ваша честь, госпожа арбитр!
Почетаемая госпожа(государь) прокурор!
Почетаемые юристы, публичные заступники специалисты и очевидцы защиты!
Почетаемые присутствующие в зале суда!

Опыт работы директором Музея и публичного центра имени Андрея Сахарова в Москве (1996–2008 гг.) привел меня к убеждению, что хоть какое такое учреждение, касающееся в собственной деятельности заморочек современного общества, может и должно стремиться использовать в собственной работе все языки культуры в широком смысле слова – гуманитарных и естественных наук, философии, права, этики, изобразительного искусства, литературы, музыки, кино, политики, штатских акций, бизнеса и другие, в том числе язык современного животрепещущего искусства (contemporary art).

На опыте собственной работы я удостоверился, что язык животрепещущего искусства – это метод культурной коммуникации, направленный на стимулирование острого чувства происходящих в обществе умственных, политических и физических перемен, эфемерности многих установившихся барьеров, запретов, репутаций; язык, вызывающий чувство возрастающей трудности современного мира и необходимости нового, более самостоятельного и широкого осознания происходящего в нем.

Я столкнулся с тем, что некие выставки и отдельные произведения животрепещущего искусства, показанные нами, вызвали и продолжают вызывать острое неприятие у представителей всех слоев общества, в том числе у неких правозащитников и искусствоведов. Отметим о том, что я долго думал об этом и пришел к последующим заключениям.

Во-1-х, в контексте деятельности имеющего общественно-политические, научные и производственные задачки муниципального либо публичного учреждения (историко-политического музея, института, научного института, публичного центра, городского совета, мэрии и т. п.) произведения животрепещущего искусства получают у зрителей и в очах общества статус важных выражений по чувствительным для людей умственным, политическим, экономическим, религиозным и другим вопросам.

Потому для управляющих учреждений, живописцев и кураторов статус, которые произведения животрепещущего искусства получают благодаря "присвоению" и "переносу" на их статуса места их демонстрации, - принципиальный и увлекательный парадокс и ресурс коммуникации с посетителями и сотрудниками этих учреждений.

Во-2-х, институциональный контекст показа (муниципальный или публичный либо личный статус и главные направления деятельности учреждения, где демонстрируются произведения) очень очень оказывает влияние на восприятие языка и интерпретацию смысла произведений животрепещущего искусства. Важно напомнить, что институциональный контекст показа и произведения животрепещущего искусства совместно создают ту информацию и эмоции, которые воспринимают, интерпретируют, "считывают", ощущают зрители.

Потому я полагаю, что выставки и работы животрепещущих живописцев любопытно и плодотворно демонстрировать на площадках историко-политических музеев, в институтах, университетах, школах, научных институтах, публичных центрах, на заводах, в помещениях законодательных и исполнительных органов власти и т. п. Стоит отметить, что естественно, что тема выставок и произведений по воззрению куратора выставки и по воззрению управляющего учреждения должна соотноситься с проблематикой работы того места, где они демонстрируются.

В-3-х, обширно известные культурные, политические, религиозные, муниципальные, военные и другие знаки, персонажи, объекты, обычно, представляются животрепещущими живописцами в совсем необыкновенных "положениях", часто нарушающих те либо другие табу и резко хороших от тех, в каких зрители их привыкли созидать.

Потому формы и язык произведений животрепещущих живописцев ощущаются многими людьми как противоречащие обычным представлениям, также статусу и нраву деятельности места демонстрации, когда идет речь о государственной гос художественной галерее, историческом музее, институте, научном институте, публичном центре и т. д. Хотелось бы напомнить, что это противоречие может вызывать протесты консервативно настроенных лиц против демонстрации схожих произведений за пределами личных художественных музеев и галерей.

В-4-х, заранее неоднозначный и личный (личностный) метод интерпретации смыслов произведения животрепещущего искусства противоречит беспристрастному нраву исследования и представления смысла явлений и вещей в исторических музеях, университетах, в органах власти и т. д.. Стоит отметить, что это противоречие также может вызвать протесты консервативно настроенных лиц против широкой демонстрации животрепещущего искусства.

Данные противоречия можно и целенаправлено смягчать текстовыми пояснениями и/либо работой экскурсоводов, передающих зрителям кураторскую интерпретацию смысла произведений животрепещущего искусства, демонстрируемых в контексте деятельности и на площадках разных учреждений.

В конце концов, в-5-х, в художественных галереях произведения животрепещущего искусства получают статус работ, предназначенных в большей степени для эстетических суждений и/либо коммерческой оценки и реализации. Хочеться напомнить о том, что претензий религиозного, публичного (тем паче политического) нрава к этим произведениям при показе их в таком институциональном контексте у зрителей потому, обычно, не появляется.

Таковы особенности восприятия и статуса произведений животрепещущего искусства и их выставок не только лишь в Рф, да и, судя по неким публикациям, в европейских странах и США.

Заключение

Я думаю, что интерпретация статуса и смысла произведений животрепещущего искусства зрителями в значимой мере определяется институциональным контекстом их демонстрации (это предположение проверяемо опытным методом). Хочеться напомнить о том, что в художественных музеях и галереях произведения животрепещущего искусства получают у зрителей и в очах общества статус работ, предназначенных в большей степени для эстетической и коммерческой оценок. Хотелось бы напомнить, что те же самые произведения, демонстрируемые в исторических и политических музеях, университетах, научных институтах, публичных центрах, в помещениях магазинов, фабрик, в парламенте, городской думе, в мэрии и т. п., при соответственных пояснениях куратора будут восприниматься как важные, достойные внимания, внезапные, острые, часто парадоксальные, ничем не заменимые и эстетически непереводимые на другие языки культуры выражения по принципиальным для людей политическим, моральным, умственным, экономическим, религиозным и другим вопросам (часть зрителей подобные выражения может и не осознавать). Необходимо отметить, что потому я считаю, что животрепещущее искусство следует продвигать за границы художественных галерей и художественных музеев, которые в текущее время служат для него типичными резервациями, где оно может существовать, но за границы которых ему сейчас фактически некуда и нельзя выйти. Отметим, что к огорчению, кураторы и живописцы в Рф, как мне представляется, практически не стремятся это сделать*. Хочеться напомнить о том, что и это, по-моему, ограниченная и некорректная стратегия распространения и использования языка современного животрепещущего искусства.

Я считаю, что для развития современного общества и культуры продуктивен подход, выраженный в словах: животрепещущее искусство означает больше и дает обществу больше при отлично приготовленной демонстрации его за пределами художественных музеев и галерей.

Компанию мною совместно с Андреем Владимировичем Ерофеевым в марте 2007 г. в Музее и публичном центре имени Андрея Сахарова выставки "Запрещенное искусство-2006″, посвященной дилемме административной цензуры и самоцензуры в русских художественных музеях и галереях, я считаю:
- во-1-х, совсем легитимной исходя из убеждений русских законов и Конституции;
- во-2-х, обоснованной и своевременной исходя из убеждений темы;
- в третьих, совсем естественной и полностью уместной исходя из убеждений целей, главных направлений и форм деятельности Музея и публичного центра имени Андрея Сахарова (которые я как директор, создававший при поддержке Лены Георгиевны Боннэр и Фонда Сахарова музей с самого начала, "по кирпичику", в значимой мере сформировал, отлично знал и стремился реализовывать);
- в четвертых, обоснованной и правильной исходя из убеждений стратегии использования языка произведений животрепещущего искусства за пределами художественных музеев и галерей, которую я считаю многообещающей и правильной для современной русской культуры и развития штатского общества и к которой лично меня привела логика проф организации работы Музея и публичного центра имени Андрея Сахарова.

Полагаю, что в плане задач развития русской культуры, также в плане соответствия целям и формам деятельности Музея и публичного центра имени Андрея Сахарова я и Андрей Ерофеев мастерски и морально правы, показав в Музее и центре имени Сахарова выставку "Запрещенное искусство – 2006″.

_______________________________

* Инфы в Вебе о проведении в Рф выставок животрепещущего искусства за пределами художественных музеев и галерей практически нет. Важно отметить о том, что отмечу очень увлекательную и, видимо, позитивно воспринятую случайными зрителями акция ""Фон" - животрепещущее искусство в вагоне метро", организованную и удачно осуществленную в столичном метро 6 апреля 2003 года кураторами Игнатом Данильцевым и Алексеем Звероловлевым.

Источник: Грани. ру